Анатолий Кожемякин: "Надо быть готовым воевать за Родину!"

Феодосия, 13 апреля. Крыминформ. Анатолий Иванович Кожемякин – один из тех феодосийских ветеранов, кто на протяжении долгих десяти лет ходатайствовал о присвоении Феодосии почетного звания "Города воинской славы" на самых разных уровнях. В канун 71-й годовщины освобождения Феодосии от гитлеровских войск, Анатолий Иванович поделился с Крыминформом воспоминаниями о периоде оккупации города и о том, каким был его боевой путь.

Я родился 15 января 1926 года в Феодосии. До и после войны всегда жил только здесь – в старой части города, на Карантине. Покидал город только на период войны. Папа работал в депо ремонтником. Мама с детьми сидела, а иногда на промбазе помогала сортировать овощи и фрукты. У нас была многодетная семья. Я всех даже не помню, маленькими умерли. Кроме четырёх сестёр, которые младше меня и сегодня живы, помню ещё только двух – они до войны умерли. В общем, жили тяжело, но всё равно весело и дружно. А когда мне исполнилось 15 лет, началась война.

До оккупации хотел учиться на слесаря, а тут такие события начались – не до учёбы. Немцы пришли, а там два месяца – и десант. С первого дня оккупации начались облавы. Немцы молодых ребят в основном угоняли на работы в Германию, а тех, кто помогал партизанам – сажали в тюрьму или сразу расстреливали, поэтому часто приходилось прятаться. Напротив нашего дома жила женщина, у неё в квартире стоял шифоньер, а за ним была потайная комната. Вот там мы все и прятались. Очень хорошо помню день, когда высадился десант: к берегу подошли наши корабли и моряки рассыпались по городу. Начались бои. Немцев застали врасплох: они убегали, некоторые даже в женской одежде. Они же отмечали как раз рождество. Расслабленные были, считали, что это такой уже глубокий тыл. Ведь у них в распоряжении и Керчь уже была. Только остался прыжок на Тамань и на Кавказ. А тут наши стремительно высадились. И все такие смелые и крепкие. Видно, уже успели послужить перед войной. А мы такие худенькие были. И вот я завидовал тому, как они смело действовали всегда. Тогда я заразился и тоже захотел воевать. В тайне от родителей, потому что они очень переживали, я позвал своего приятеля Жору, и мы стали следить, передавать нашим информацию о том, где квартируются фрицы. Однажды нас чуть не поймали, а моему Жоре выбило глаз осколком гранаты. Тогда моряки сказали, что им наша помощь не нужна, пожалели нас. Но я всё равно не мог удержаться. Показывал нашим, где могут быть немцы.

На фронт попал уже в 18 лет, в Севастополь, в 339-ю стрелковую дивизию 41-й Приморской армии. С этой дивизией, которой командовал Герой Советского Союза Гавриил Тарасович Василенко, дошёл до Берлина. Правда, перед самым Берлином был ранен.

В Севастополе наша дивизия принимала участие в боях за освобождение: освобождали высоты, отдельные участки города, аэродромы. Но мне не удалось там много повоевать. Потом нас перебросили в район Судака на учёбу. Это было в мае 44-го. В лесах ещё иногда прятались немцы, и случались частные стычки. Впрочем, этот период был спокойный, как и следующий, когда мы попали в Советский район, в деревню Черный Кош. В ней до войны жили обрусевшие немцы. Когда их выселили, деревня осталась бесхозной, и мы принимали участие в уборке зерновых. Это была последняя передышка. Оттуда нас переправили в Польшу. Вот здесь начались самые тяжелые бои.

В Польше ещё были фашисты, причем часть поляков были в нашем корпусе, а часть – на стороне немцев. Я попал на Первый Белорусский Фронт под командованием Жукова, в 33-ю Московскую армию, но в составе своей родной 339-й стрелковой дивизии. И вот там я участвовал в боях и получил первую медаль – "За взятие Варшавы". Потом прошёл всю Польшу, форсировал реки Висла и Варта, освобождал Калуш, Познань, Плоцк… Потом форсировали Одер, завоевывали плацдарм и освобождали от фашистов немецкий Фюрстенберг. У нас были самые страшные бои, потому что мы были на прямой линии от Москвы до Берлина. По этой линии нам выпадало большие города освобождать, а значит – самые укреплённые. Это же Первый Белорусский фронт, это Жуков. Где трудно, там и он.

Мы воевали за Родину. У нас не было другого выхода – это долг. Но страшно, конечно, было. Вы знаете, некоторые люди чувствуют смерть. И даже если прячутся, всё равно их пуля находит. В Польше на Сандомирском плацдарме нам отдали приказ идти в наступление. И артиллерия заработала так, как никогда не работала. Пошли в атаку. И вот был такой у нас в дивизии, сильно кричал: "Не пойду туда. Не пойду. Меня убьют". Меня это потрясло очень. И запомнилось. В том бою его убило.

Постоянно шло наступление, а между боями – только бы согреться, куда-то прислониться и живот набить. Брюкву искали в земле, пекли и ели с удовольствием. И после каждого перехода нужно ещё окопчики вырыть, а то вдруг – налёт авиации. Ветки нужно еловые наломать, устелить, чтоб на снегу не лежать…. И друг на друга, как бараны. Укроемся шинелями, греемся. Если не будешь друг другу помогать – пропадёшь.

Потом и после войны дружили, переписывались, в гости даже ездил – в Москву и Ростов. Наша дивизия же в Ростове родилась. Я много раз туда ездил. И просто к друзьям, и по приглашениям. А ещё несколько раз ездил специально, чтобы найти медсестру, которая спасла мне жизнь, когда меня осколком ранило. Это было возле Маркерсдорфа, в Германии, всего за 40 километров от Берлина, уже в конце апреля, перед самой Победой. Мы продолжали наступление. А у немцев танки были в землю закопаны, как дзоты. Стреляли бронебойными. Они только страх нагоняют, потому что радиус поражения небольшой. А у нас были призывники, которые в Западной Украине мобилизовались. И они – бежать. Я выскочил из окопа и начал их останавливать, объяснять, что эти снаряды не опасные. А тут и осколочные полетели. Меня ранило в голову. И я уже ничего не соображал. Мне рассказали, что медсестричка одна меня перевязала прямо на передовой. Не побоялась, забрала из-под огня. Я считаю, что она спасла мне жизнь. Вот я её в Ростове и искал после войны, но не нашёл.

После этого боя меня наградили орденом "Отечественной войны" II cтепени. Всего у меня три таких ордена, один – I степени, и один – "За мужество". А вот сколько медалей – не помню.

Сам День Победы для нас начался непонятно. Вокруг стали стрелять. Мы подумали, что банда какая-то из леса прорвалась. Когда поняли, конечно, обнимались, радовались и плакали. А вот ещё что придумали: те, кто ходячие, побежали в киоск, купили одеколон, намешали с водой и пили за нашу Победу, хотя ни в коем случае нельзя было. Мы же были все с черепно-мозговыми травмами.

В июне я выписался из госпиталя инвалидом второй группы. Я был старший сержант. Кто-то пустил утку, якобы сержантов домой не отпускают, а отправляют дальше служить. Но мне очень домой хотелось после войны. И я записал в документах, что я рядовой. И так я вернулся домой рядовым.

У меня родители живые остались после войны. Папа не воевал, потому что глухой был. Но вот дом наш разбомбило. Мы с родителями и сестрёнками переехали в соседний – барский, дореволюционный. Только мы не в самом доме жили, а во флигеле, где раньше экипаж у барина располагался. Там была одна комната. А в 1946 году я женился, и мы с женой ушли на квартиру. Мне удалось на хлебозавод устроиться. Там давали солидол формы смазывать, а иногда – подсолнечное масло. И вот мы тогда ели хлеб с маслом в цеху. А я решил и родным принести. Голодные же были. Меня поймали с половиной буханки и тремя булочками. Был суд. И правильно! Всем было голодно – не воруй! Но я легко отделался. С учётом ранения и боевых заслуг, дали только три года условно. Ну а потом жизнь своим чередом пошла. Мы все работали, чтобы поднимать страну, родной город. Никто себя не жалел. Я, как и хотел до войны, стал слесарем. Работал в нефтеразведке, потом на заводе "Гидроприбор" в Орджоникидзе. Оттуда ушёл на пенсию. И вот до сих пор живём с моей Александрой Леонидовной. У нас две дочери, двое внуков и двое правнуков.

После того, как на крымском референдуме мы проголосовали за воссоединение с Россией и стало понятно, что всё сбылось, очень радовался. И сейчас радуюсь. У меня пенсия теперь 30 тысяч, ветеранам лучше стало жить.

Сейчас я веду общественную работу в феодосийском Совете ветеранов. Мы ходатайствовали о присвоении Феодосии почётного звания "Города воинской славы". От имени всех наших ветеранов писали в Киев, но там резину тянули. Мы около 10 лет эту работу вели. Подписи собирали, документы готовили, писали прошения. А вот в России нас сразу услышали. Правда восторжествовала! Будем этот праздник большой отмечать у нас в организации.

Но крайне больно следить за всем, что творится на Украине. Это же тоже наша земля, мы один народ. Мы вместе воевали… А там опять Запад вмешался и войну устроил. Разве мог я подумать, что опять война будет, и опять фашисты будут? Это у них получилось, потому что на Украине начали забывать, перекручивать историю. И вот сегодня дошли до того, что начали стрелять в своих и ненавидеть братьев.

Нам ни в коем случае нельзя забывать нашу историю, нашу общую Победу. Вот такое вот будет несчастье, которое происходит сейчас на Украине, если мы забудем свою историю, как воевали вместе, как страну вместе поднимали. И поэтому я рассказываю детям, чтоб не забывали. Хожу на все праздники в школу №5 и веду там уроки. И я хочу через вас ко всем обратиться молодым: нельзя забывать о войне! Нельзя забывать правду. И надо любить Родину. Так любить, чтобы если нужно – воевать за неё.

Во время беседы с Анатолием Ивановичем в его квартире раздался телефонный звонок. Звонили из городской администрации Феодосии, чтобы пригласить на торжественную церемонию награждения по случаю присвоения городу почётного звания. В полдень 9 апреля 2015 года ветеран 339-й стрелковой дивизии 33-й Московской армии, Почётный гражданин Феодосии Анатолий Кожемякин добавил к своим многочисленным орденам и медалям очередную награду.